Мемуары графа де Рошфора - Страница 25

Было видно, что он очень страдал, говоря об этом, и этого было достаточно, чтобы судить о величии его души. Однако головы королевского фаворита господина де Сен-Мара и господина де Ту все же слетели, а герцог де Буйон был задержан в Италии и тоже рисковал лишиться головы, но потом был выпущен на свободу, когда его жена пригрозила отдать Седан испанцам. Все были удивлены, что господин кардинал его простил, получив все доказательства его злого умысла. Он не первый раз пытался расшатать государство и примыкал к прямым врагам Его Преосвященства. Он участвовал в интригах графа де Суассона, дал ему убежище и вместе с ним при помощи испанских войск одержал победу над французами в битве при Марфе. Все это говорило лишь о том, что, когда речь шла о величии короля и государства, Его Преосвященство не обращал внимания на несправедливости в свой адрес.

* * *

Как бы то ни было, это был человек, рожденный для возрождения величия Франции, которого все добрые французы должны считать бессмертным. Но Господь, дающий свой срок всему, решил отправить его в мир иной, к большому сожалению всех его верных слуг. За два или три месяца до этого я уже предвидел все, чем может закончиться его болезнь, и я был в отчаянии, видя, что многих это радует. Даже король, которому враги кардинала постоянно нашептывали гнусные вещи про него, понимал, что его счастье зависит от состояния больного. Это было нечто странное, но его первый министр, взявшийся за дела при ужасном состоянии государства, подчинил гугенотов, утихомирил Португалию, Каталонию, Эльзас и Австрию, спас Италию, совершил столько чудес, что можно было подумать, что человек, сделавший столько всего, обладал какими-то сверхъестественными способностями. Умирая, он сказал мне, что всегда считал меня выше остальных его слуг, что он сожалеет, что не сделал для меня больше. Он сказал, что, если бы он был уверен в короле, он бы посоветовал ему использовать меня в самых наиважнейших делах, что у меня имеются все необходимые качества, чтобы преуспеть в жизни. Если бы при его жизни я был чувствителен к проявлениям его уважения, я бы мог использовать это в том состоянии, в котором он находился. Все его щедроты пришли мне на память, но при мысли о том, что через миг этот человек, перед которым дрожала вся Европа, не сделает уже больше ничего, я так испугался, что страдал два дня, и лишь потом я кое-как смог пережить все это. Не успел он закрыть глаза, как король стал делать вид, что не одобряет всего того, что он сделал. Он тут же вернул тысячи людей, которые были отправлены в ссылку, что вызвало у меня такое отвращение ко двору, что я решил не оставаться там и четверти часа. Но нашлись люди, которым я потребовался. В частности, герцог Орлеанский обратился ко мне через Эгремона, который был одним из его приближенных, и тот, чтобы меня искусить, сказал, что я должен подумать о его карьере, которая, без сомнения, была у него лучше, чем у меня, что у него уже есть более двухсот тысяч экю состояния, что живут лет до пятидесяти и до смерти он успеет нажить еще вдвое больше. Но он не уточнил, что нажил это состояние способами, которые были мне чужды. Он играл в триктрак со своим хозяином и постоянно посмеивался над ним, а герцог, наделав немало ошибок, давал к этому поводы. Так он заработал немало денег, но Господь, который не допускает, чтобы процветали те, кто использует такие нечестные методы, сделал так, что он потом потерял в судебных дрязгах все то, что заработал игрой.

Герцог Гастон Орлеанский

Господин герцог Орлеанский оказался не единственным, кто хотел бы видеть меня возле себя. Принц де Конде заговорил со мной через герцога де Ларошфуко, который вернулся ко двору после ссылки. Но для такого политика это было странно — обращаться ко мне через человека, который был одним из главных врагов моего бывшего хозяина. Я уже готов был уехать, как вдруг королева попросила меня отправиться в Брюссель, чтобы оказать ей там небольшую услугу. Я был удивлен, так как считал, что она не должна была любить выдвиженцев кардинала, который сделал ей немало неприятностей. Не говоря об этом много, скажу лишь, что он удалил столько людей в своих интересах, он так мало уделял ей внимания или, точнее выражаясь, он так много внимания уделял интересам государства, считая, что она получала письма из Испании, и разыскивая их повсюду. Такое, как мне казалось, не должно прощаться. Мне даже показалось, что мне сделали это предложение, чтобы меня погубить, что мадам де Шеврёз потребовала моего вызова в Брюссель, чтобы расплатиться со мной за все, что я там натворил. Оставаясь при этом мнении, я поблагодарил королеву за честь, которую она хотела мне оказать. А потом я сказал, что меня использовали в эпоху кардинала де Ришельё при этом дворе, что у меня там так много врагов, что использовать меня — это лучший способ завалить все дело.

* * *

Таким образом, я попытался скрыть свой страх. Но королева, предупрежденная мадам де Шеврёз, как я и догадался, о том, что со мной произошло в Брюсселе, сказала мне, что знает о том, что заставляет меня так говорить, что я должен оставить все страхи, что я поеду от ее имени, а посему мне нечего бояться, и она дает мне в этом свое королевское слово. Такое явное желание воспользоваться моими услугами, несмотря ни на что, вызвало у меня еще большее подозрение, так что я вновь поблагодарил королеву, и она отправила вместо меня некоего Морвиля, которого ей предоставил кардинал Мазарини, который после смерти моего хозяина стал первым министром.