Лично я так устал за две кампании, что слег больным при штабе господина де Пиллуа, бригадира кавалерии. Я уже думал, что умру, но мне чудом удалось выздороветь. На меня уже почти махнули рукой, но тут один офицер противника, взятый в плен и сидевший в заключении неподалеку от моего жилья, сказал, что поможет мне выздороветь, если у меня есть чем оплатить за него выкуп. Это была такая маленькая сумма, что я даже не стал с ним торговаться. Он сделал мне что-то типа бульона из водки, сахара, перца и какого-то порошка из своей табакерки, и через восемь дней я уже способен был вставать и даже садиться на лошадь. Я был готов ехать к господину де Тюренну, который часто писал мне, осведомляясь о моем здоровье, но господин де Пиллуа не позволил мне это сделать, сказав, что я еще не до конца выздоровел.
Таким образом, пока я остался у него и за это время успел оказать ему одну услугу, которая, без излишней скромности, сделала мне отличную репутацию. Дело в том, что враги осаждали небольшой город Хомбург, а так как он вынужден был обороняться, для подмоги были собраны войска, находившиеся поблизости. Набралось всего две с половиной тысячи человек, хотя все думали, что их будет не менее семи-восьми тысяч. Был собран военный совет, и каждый на нем сказал, что в таких условиях ничего невозможно сделать, не подвергая наши войска большой опасности. В этот момент я взял слово и заявил, что хитрость порой бывает важнее силы, а потом я предложил вариант, принесший такой успех, который я и сам не мог ожидать.
Я предложил отправить человека с письмом к губернатору Хомбурга, в котором говорилось бы, что удалось собрать десять тысяч человек и господин де Пиллуа идет с ними на выручку осажденному гарнизону, что он будет завтра к двум часам дня и надо лишь продержаться до этого времени, чтобы посмотреть, как враг будет разбит. Это было всего лишь письмо, но его нужно было передать не губернатору, а сделать так, чтобы оно попало в руки того, кто командовал осадой. При этом человек, который понесет письмо, ничего не должен был знать о моем замысле. Поэтому, хорошо все продумав, я сказал господину де Пиллуа, чтобы он послал за самым богатым человеком в округе. Этому человеку сказали, что если он не доставит письмо, то ему не только сожгут дом, но и самого повесят. Господин де Пиллуа подтвердил, что пройти через позиции противника будет очень трудно, но это обязательно нужно сделать или погибнуть. Одновременно с этим я пообещал хозяину своего дома, который в душе был французом, щедрое вознаграждение, если он сделает следующее: он должен был пойти вперед, дождаться гонца на дороге, сказать, что им по пути, и пойти вместе с ним.
Так и произошло. Они встретились, и тот, кто нес письмо, рассказал о своем задании, о том, что он в любом случае погибнет, так как его примут за шпиона, и этого невозможно избежать, а не выполнить задание он не может, так как в руках господина де Пиллуа остались его жена и дети, и он грозит поджогом дома и смертной казнью. Он сказал также, что все попытки бесполезны, что он обречен и полностью отдает себя на усмотрение Господа, не имея ни малейшего выбора.
Подготовленный хозяин моего дома «вошел в его положение» и стал обвинять господина де Пиллуа в жестокости. Однако потом он сказал гонцу, что, если бы он был на его месте, он пошел бы к тому, кто командует осадой и все рассказал бы ему про угрозы и про письмо. Далее все просто — ему либо позволят его доставить, либо не позволят, но в любом случае его жизнь окажется в безопасности, а заодно и жизни жены и детей, так как господин де Пиллуа подумает, что его схватили при выполнении его задания, а враги ему ничего не сделают, увидев, что он сдался им добровольно. Гонец нашел этот совет великолепным выходом из положения и принялся благодарить за него. Потом хозяин моего дома оставил его и пошел другой дорогой, а сам вернулся назад к господину де Пиллуа, который двигался к Хомбургу со своими двумя с половиной тысячами солдат. Он обо всем доложил ему, и мы стали ждать, поверят ли враги, получив письмо, в его содержание, тем более что гонцу дополнительно и на словах подтвердили, что к осажденным идет очень мощное подкрепление. К счастью, все так и получилось, и противник, не дожидаясь нашего подхода, отступил.
Мы узнали об этом, когда были в трех лье от осажденного города, и господину де Пиллуа оставалось лишь получить потом письмо из Парижа с поздравлениями от двора за столь блистательный успех. Мало кто знал, что это была моя идея, но так как он был генералом, именно он и получил все награды, соответствующие его должности. При этом должен отметить, что это был прекрасный кавалерист и в армии было мало людей, знающих кавалерию лучше него. Он продемонстрировал это через некоторое время, когда отказался идти в атаку, в которую его посылал господин де Вобрюн в день сражения у Зинсхайма. Он это сделал потому, что предвидел, что противник опередит его, а посему предпочел подождать, пока тот выдвинется вперед. Я не хочу утверждать, что в бою нужно именно так и поступать, ибо на войне всегда следует выполнять приказы вышестоящего начальства. Однако этот случай наглядно показал, что господин де Пиллуа разбирается в своем ремесле гораздо лучше господина де Вобрюна, а посему его не наказали за неповиновение, напротив, ему дали пенсию в тысячу экю, так что он не мог потом говорить, что, прослужив столько лет, не получил того, на что можно было бы жить остаток жизни.
После окончания экспедиции, о которой я только что говорил, один офицер пришел ко мне с просьбой: он ввязался в ссору с господином де Монперу из Руэргского полка, грозившим перерезать ему горло, и он предложил мне быть его секундантом. Однако я, вместо того чтобы идти сражаться, как он хотел, сделал все возможное, чтобы помешать ему проиграть. Этот господин де Монперу был очень храбрый малый, и было весьма трудно приспособиться к его характеру. С ним случались казусы, над которыми все смеялись, но ни один из них не был таким смешным, как то, что король дал ему командование своим полком. Дело в том, что после того, как король ему сказал, что он его ему доверяет, он его попросил дать полку название одной из провинций королевства, что было распространено только для старых частей, добавив, что он так мало значит в своей провинции, а если полк будет просто носить его имя, не будет желающих туда вступать. Король нашел этот запрос весьма странным, особенно от гасконца, обычаи которых всегда скорее заключались в похвальбе, чем в неверии в себя. Как бы то ни было, он не отказал ему в просьбе, и господин де Монперу служил с большим мужеством до того момента, когда наконец случилось то, что обычно бывает с теми, кто часто и долго воюет, я хочу сказать, до того момента, как он был убит.