Мемуары графа де Рошфора - Страница 41

Я решил воспользоваться этим и сделал предложение Депланшу, который не знал меня, но я быстро дал ему понять, что делаю это от всего сердца, исходя из того, что творит его враг. К сожалению, этот человек оказался самым страшным пьяницей из всех, кого мне доводилось знать, и он поблагодарил меня не иначе, как предложив мне выпить вместе с ним. Не желая слышать ни о чем другом, он уговорил меня пообедать с ним вместе. Он сказал, что очень мне обязан, но очень скоро я понял, что он не торопится предпринимать какие-либо действия. Я даже подумал, что ему не хватает храбрости и он просто боится связываться с графом. Не успели мы доесть суп, как он успел опрокинуть два или три полных стакана, а потом вдруг начал говорить о графе д'Аркуре в самых невыгодных для того выражениях. Я заметил ему, что не так нужно мстить своему врагу, который совершил против него столько враждебных действий, что нужно предстать перед ним и посмотреть, насколько он смел не на словах, а на деле. Депланш, пивший все больше и больше, сказал, что он именно это и собирается сделать, а потом спросил трех офицеров своего полка, находившихся рядом, не хотят ли они составить ему компанию. Они согласились, и он приказал готовить лошадей. Я подумал, что мы уже едем, но потом понял, что капитан не собирается вставать из-за стола так быстро. Было уже шесть часов вечера, а он так еще и не встал из-за стола, и он был настолько пьян, что забыл обо всех делах и стал ссориться с одним из офицеров, да так, что если бы я не вмешался, ссора не закончилась бы одним лишь обменом угрозами. Я попытался вернуть его в нормальное состояние, но он уже не слышал моих доводов. Офицер, с которым он поссорился, ушел, не желая, чтобы их перепалка развивалась дальше. Двое других, опасаясь, что я восприму это как трусость, тихо сказали мне, что капитан глупеет, когда выпьет, и мы все рискуем стать жертвами его плохого расположения духа. Я счел правильным поверить им, отправил назад приготовленных лошадей, и все мы разошлись по домам, Депланш же начал бить своих слуг, а потом набросился на хозяина заведения, где мы обедали.

На следующий день утром я еще был в постели, когда он вошел в мою комнату и, не вспоминая про свое поведение накануне, спросил, хочу ли я еще ехать вместе с ним. Я ответил, что хочу и что ему достаточно лишь сообщить мне, когда он выезжает. Он сказал, что готов ехать сразу же, как только получит известия от остальных, к которым он уже послал. После этого он поторопил меня, чтобы я скорее вставал, и начал широкими шагами ходить по моей комнате, словно обдумывая что-то важное. Наконец он прервал молчание и сказал, что опасается связываться с графом д'Аркуром, ищущим предлог, чтобы конфисковать его земли. Эти слова наглядно показали мне, что должны чувствовать люди, подобные ему, с самого рождения, какие бы документы о дворянстве им ни удалось заполучить, и я уже готов был отказаться от дел с таким слабым человеком, если бы в этот момент в комнату не вошли вчерашние офицеры. Я им передал то, что сказал мне Депланш, на что они лишь пожали плечами. Однако, будучи людьми чести, они стали настаивать на том, что лучше умереть, чем терпеть оскорбления, и что речь не идет о том, чтобы идти оскорблять в ответ графа д'Аркура, но о том, чтобы выгнать его со своей земли, чтобы он понял, что его и не думают бояться.

Чтобы ободрить его, они позволили ему позавтракать и выпить немного вина. Это произвело нужный эффект, мы сели на лошадей и отправились в Нормандию. Хотя этот человек, на мой взгляд, должен был думать только о своем деле, мы не сумели помешать ему остановиться на целый день в Манте, где он нашел хорошее вино, закупил около сотни бутылок, и весь этот груз должен был ехать вместе с нами.

Опасаясь, что граф д'Аркур узнает о нашем движении, мы решили приехать ночью, а посему пустились в путь только на следующий день. Наконец мы добрались до земель д'Аркура. Граф узнал о нашем приезде, но решил, что приехал один Депланш со своими слугами, и устроил ему засаду. Когда мы проезжали вдоль длинной изгороди, нас встретили двумя ружейными выстрелами, и одна из пуль пробила головку луки моего седла. Я сумел повернуть лошадь и бросился на того, кто стрелял, пока он не успел перезарядить ружье. Если бы я захотел, я бы мог убить его, но я удовлетворился тем, что избил его прикладом ружья. Он узнал меня и стал просить прощения из уважения к своему хозяину, с которым мы были знакомы.

— Твой хозяин, — сказал ему я, — повинен в том, что я так обошелся с тобой, но я тебя отпущу, если ты пообещаешь мне передать ему это.

Он не мог мне отказать и, избегая Депланша и его офицеров, погнавшихся за остальными, прибыл в замок графа д'Аркура. Он был в таком неприглядном виде, избитый и оборванный, что можно было сразу понять, что с ним случилось. Вернувшись, Депланш и его друзья выразили свое недовольство тем, что я отпустил этого человека. Они считали, что надо было передать его в руки правосудия, но я, думая лишь о своей личной мести, был очень доволен тем, что я сделал. И действительно, граф д'Аркур был взбешен тем, что произошло, и, собрав своих друзей, решил напасть на дом Депланша, остававшийся без всякой защиты. Это не могло пройти незамеченным, а мы в ответ обратились к графу де Креки Берньёллю, который был с ним в плохих отношениях, и предложили ему свои услуги в борьбе против маркиза де Сурдака, с которым тот вел давнюю войну. Они воевали по-настоящему, и порой с каждой стороны выступало по полторы тысячи человек и происходили настоящие сражения. Однако разница между этой милицией и регулярными войсками была столь существенна, что в тот день, когда граф де Креки Берньёлль пошел в атаку, маркизу де Сурдаку было достаточно одного выстрела из фальконета со стены замка дю Нёбур, чтобы все так называемые солдаты обратились в бегство. Потом каждый говорил, что это, испугавшись, понесла его лошадь, а так как всем было одинаково стыдно, все делали вид, что верят в это. Поучаствовав, таким образом, в войне с маркизом де Сурдаком, я отправился на земли графа д'Аркура и убил там двух или трех куропаток. Его слуга примчался, чтобы попросить меня уехать, говоря, что его хозяин уже вернулся в Париж, но я был уверен, что это неправда.